Вот сижу на экспедиционном наладоннике палочкой, как дятел, письмо натыкиваю. А пальцы коченеют, блин. Нормальное состояние – сижу (я посчитал!) в 5 слоях шерстяных одежек сверху, включая толстенный свитер, двух парах шерстяных же носок, двух шерстяных шапках и 4х слоях штанообразных изделий – и так вроде ничего, нормально. Собственно, в этом же и спим. Назад в пещеры! Главное – чтобы не было туманов и дождей. Сырость – это самое неприятное. Хуже некуда, когда все мокрое. Особенно спальник. И еще одно мерзопакостное – это одеваться-раздеваться. С учетом того, что с моими габаритами я здесь самый маленький (норвеги мои оба еще здоровее) и с учетом описанных мною габаритов нашего апартамента можете представить этот процесс. Надо надеть на себя в строгой последовательности несколько слоев разнородной одежды. Затем комбинезон. И все это, балансируя на одной ноге во время отчаянной качки, чтобы не упасть на спящего товарища и другого, который в этот момент может или есть, или примус работать, или еще что. А в сильный шторм или когда очень холодно, или сильно льет, или ситуация критическая, надо еще умудриться надеть спасательный гидрокостюм – вот это цирк и высший пилотаж змеиной изворотливости тела твоего во всех его суставах и сочленениях. А потом, после вахты, наступает козырная жопа: снять все это! Да еще все это насквозь мокрое, а надо постараться не намочить наши 2 квадратных сантиметра пространства. Прямо как первые космонавты себя чувствуем: не вставая с места, точно знаешь, что где взять и что куда положить.
Прямо как первые космонавты себя чувствуем: не вставая с места, точно знаешь, что где взять и что куда положить.
Продолжаем идти вдоль берегов Таймыра. Он по площади как две Франции будет, и нам надо его обогнуть. Самая северная точка его – мыс Челюскин. Это, заодно, и самая северная точка всей Евразии.
Целый день пробиваемся через поля тяжелого льда. Очень осторожно лавируем. Кругом лед. Выбираем каналы с открытой водой. Для нас любая льдина представляет потенциальную большую неприятность. С двух сторон, прижатые к островам, бескрайние поля постоянного массивного льда. Между ними плавают всех калибров и форм льдины. От них-то мы, лавируя парусом, и уворачиваемся. Торлейф залез на мачту, и мы выбрали канал, по которому, вроде, можно пройти. Потихоньку вписались в бутылочное горло чистой воды. Проскочили, неприятно скребанув бортом по зеленой корявой глыбе. А еще встретили перемычки уже свежего, нового молодого льда. Развлекаем себя тем, что узнаем в льдинах, в их формах самые разные фигуры. Надо пройти этот пролив Матисена, потом должно быть – опять открытая вода до Челюскина.
А на льдинах лежат нерпы. Но как только мы приближаемся, они спрыгивают в воду. И уже из воды высовываются и с любопытством разглядывают нас. Я поэтому уже давно спокойно отношусь вот к такому похожему любопытству у людей, когда мне задают вопрос «а зачем ты туда идешь? Зачем тебе это надо?» - очень уж похожи в этот момент выражение их глаз на удивление неприличное. Здесь – самое царство белых медведей: острова, лед и нерпы, на которых они охотятся. Белые медведи только в зоопарке забавные. А здесь – самая большая опасность.
Вошли в Восточно-Сибирское море и двинули на юго-юго-восток к материку мимо Ляховских островов. По расчетам, должны были их проскочить максимум за один день. И тут мы влипли! Блин, треклятые Ляховские острова! Чтоб им провалиться и никогда на карте не появляться! Это просто было какое-то наваждение. Ну ладно, я, но Торлейф, которые все моря исходил, и то, матерясь на всех языках, сказал, что такой поганки не встречал. Ветер то дул 5 минут, то менял направление. Мы измучались крутиться как на веревочке на одном месте. Я с рулем прыгал, как белка с ветки на ветку, с правой на левую скамейку и обратно. Нет, это не то чтобы тяжело, но бесит! Был момент, когда в течение 15 минут лодка вертелась с угла от 20 до 170 градусов! Ну какое тут движение. Мы уже отчаялись, никак не могли отлипнуть от этих мерзких Ляховских островов. Насилу как-то прошмыгнули, отвязались от этого репейника, используя каждый килоджоуль ветра и квадратный сантиметр паруса.
Торлейф рассчитал курс, и мы с чувством уверенности в завтрашнем дне пошли на Певек.
Торлейф рассчитал курс, и мы с чувством уверенности в завтрашнем дне пошли на Певек. Но радовались недолго. Прогнозом был обещан легкий боковой ветер (это самый супер ветер – лодка быстрее всего идет), но нет! Вдарило так, что мало не показалось. Шторм был почти три дня! Весь мозг вынесло. Мы реально в зомби превратились. Нормально – это когда шторманет, подует сильный ветер часов шесть, ну, восемь. Но не три же дня! Сил просто не осталось под конец этой кутерьмы. Ветер 15 метров в секунду. Мелководное море, поэтому волны резкие и в разные стороны. А лодку кидает вверх-вниз и со всей дури лупит о воду. А ты, в этом во всем, должен удерживать руль. Сравнить можно только с тем, как ты удерживаешь на поводу сильную лошадь, а она дергает с огромной силой в разные стороны и рвет все время назад и в сторону. И так 4 часа, потом еще 4 часа. Ну ладно, можно. Но не трое же суток подряд! Так ведь держать приходится, сидя боком и одной рукой. Давление воды на руль колоссальное. Уж не знаю, в каких там тоннах оно измеряется. Рука уже перестала быть резинкой от трусов. Она просто превратилась в какой-то окоченевший, узловатый деревянный крючок с онемевшими, застывшими в форме румпеля, пальцами. Так что теперь не знаю, как вас буду обнимать, когда увижу. Наверное, как краб – бочком подходя и клешней обнимая.
Жизнь превратилась в монотонный изнурительный кошмар. 4 часа в напряжении и в положении «зю», как вам описал. Само собой, еще тебя все время окатывает водой и все мокрое и холодное. А потом ты, сменившись, как зомби чего-то жуешь и ложишься в этой адской скачущей бочке спать. Представляете, выматываешься так, что спишь и плевать тебе, что во сне ты летаешь и подпрыгиваешь наяву. Спишь как мертвый!
Изнуряет. Изматывает. Депресняк давит страшный.
Удивительное существо человек: ко всему адаптируется. И вот уже «всего лишь» на 4-ю свою вахту уже как-то приспособился. То на руле повисну, как обезьян, то подвигаю поясницей, чтобы спину разгрузить. И потихонечку начал с лодкой разговаривать. А что делать? Я понял, что лодка не дура совсем и может помогать мне найти лучшую дорогу в этот рок-н-роле по волнам. И, как только я это просек, я ее сразу Машкой окрестил. Неспроста Машкой. Есть история, почему. У меня когда-то была лошадь (и такая ерунда в моей жизни была). Так вот, по всем документам эту мою кобылу звали Газель, ибо породистая она была. Но из-за ее неимоверной крестьянской хитрости, прозорливости и изворотливости ее звали не иначе как Машка, и на Машку же она откликалась. Забудьте возвышенное имя Газель, Машка – и все тут. И эта Машка всегда сама себе лучшую дорогу находила. Ты можешь ее смертным боем бить, а она все равно пойдет туда, куда она считает лучше. И, по правде говоря, всегда окажется права. Сколько раз она обходила скользкую глинистую тропинку, поскальзывалась, но ни разу не упала и меня не уронила. А остальные лошади, слушаясь всадников, послушно шли, куда их посылали и частенько падали. Вот и лодка наша, точь-в-точь как Машка. И никакой тебе не Northern Passage. По-простому, по рабоче-крестьянски. Машка, и все.
Вот так. То треклятые Ляховские острова, то шторм нон-стоп. Не море это Восточно-Сибирское, а какая-то черная дыра в Северном Ледовитом океане.
Но надо держаться. Нервы у всех на пределе, понятно. И здесь очень важно не дать слабину, не сорваться. Надо держать и улыбку, и сохранять все время присутствие духа. В таких ситуациях, да еще в исключительно автономном, замкнутом, сверхмалом пространстве и сверхмалом коллективе это вопрос, фактически, выживания. Сорвался, психанул, кто один не выдержал и все – кранты.
И представьте мое состояние, когда я проснулся на очередную вахту, как робот, запрограммированный на эту кашу, и вдруг – тишина! Все, закончилось! И солнышко стало проглядывать. И мы, не спеша, подгоняемые добрым попутным ветерком, по мерному плавному волнению легко идем своим курсом. Вот оно где счастье-то есть! Я вылез на вахту, развесил все сушиться, сел, и как рахитик концлагерный, с кружкой чая жмурюсь на солнце. Первые три часа даже никаких мыслей в голове нет. Пустота. И наслаждение покоем.
